Ленинград. Мы всегда с вами. Помним. Скорбим. Чтим. 80-лет, как завершилась блокада великого города Ленинграда.

9 месяцев назад 528 4

Ленинград... город стал свидетелем безумного количества человеческих драм. 

Ленинградская блокада — это прежде всего люди и их судьбы. 

Этот великий город стал свидетелем безумного количества человеческих драм. Перед лицом смертельной опасности все вели себя по-разному. Были и негодяи, и людоеды, и мародеры — но большинство ленинградцев показали образец храбрости, стойкости и любви к ближнему.

8 сентября 1941 года вермахт перерезал последние дороги из Ленинграда. Тяжелой зимой 1943-го в город пробили сухопутный коридор, а 27 января 1944 года нацистов окончательно отбросили от окраин — блокада завершилась. Люди, пережившие эти годы, могли смело сказать, что победили саму Смерть. Весь этот ужас не укладывается в голову. На что способен человек. Как это выдержать? Как пережить? Столько боли и горя...


Минометчица

Говоря о девушках в боевых частях, почти всегда имеют в виду или снайперш, или летчиц. Но иногда их можно было обнаружить на совсем других должностях. Такой была, например, история Нины Смаркаловой, записанная современным исследователем Баиром Иринчеевым.

Нина Смаркалова

До войны Нина жила в Парголово, работала на заводе и летом 1941-го должна была уехать в эвакуацию. Но тут ей сильно не повезло — как раз когда вывозили людей и оборудование, ее скрутил аппендицит, и эвакуация прошла без нее. Ей пришлось пережить в городе самую страшную, первую зиму. Жуткий голод, гибель людей рядом.

Один раз ее чуть не убило наповал — трамвай, из которого она вышла, накрыло взрывом бомбы. В другой — пришлось спасаться от парочки людоедов, рассчитывавших пустить на мясо ее саму. Так что в июне 1942-го, когда Нину взяли в армию, она уже успела повидать очень многое.

Сооружение огневой точки, осень 1941 г.





Так сложилось, что отправили Нину в минометную роту — наводчицей, а затем командиром расчета. Под ее командованием оказались четверо человек, включая еще одну девушку.

Ее полк стоял напротив финских позиций севернее Ленинграда. Помимо основной работы в качестве минометчицы, Нина выполняла задачи снайпера. Периодически она в кого-то попадала, но счет не вела. Главным «противником», кроме финнов, традиционно был быт — сыро, холодно. Позиции противников находились совсем близко, так что русские и финны постоянно сообщали, что друг о друге думают.

Что радовало, так это паек — после жутких блокадных дней, когда ели кошек и крапиву, пшенка и ленд-лизовская колбаса были деликатесами.

Именно на фронте она познакомилась с человеком, за которого вышла замуж, — офицером полевой разведки Иваном Смаркаловым. Иногда Нина прикрывала собственного суженого — разведгруппа на отходе просила об огневой поддержке.

Война Нины закончилась в мае 1943 года у деревни Мертуть. Это в наши дни садоводство Сертолово, совсем рядом с ее же родным Парголово. До крайних домов Петербурга оттуда можно дойти пешком за несколько часов. А тогда это был передний край.

Финны накрыли минометчиков ответным залпом. Нине разворотило левую ногу. Вдобавок в рану набилось грязи, торфа — словом, хирурги ампутировали ногу. Потом потянулись госпиталя – полтора года, пять операций. Мучения, инфекции, море боли, наркоз.

Из материалов наградого листа Смаркаловой

Затем — гражданская жизнь. Все это время ее возлюбленный продолжал воевать, однажды отмотал срок в штрафбатальоне и вернулся на фронт. Ему отказывались регистрировать брак — «поиграешься и бросишь», но тот оказался настойчивым и на вопрос «А ты ее разве не собираешься бросать? Она тебе без ноги нужна?» — ответил, что интересуется не ногой, а человеком. Он пережил войну и вернулся к своей Нине.

Они прожили вместе 56 лет.


Железнодорожник

Иван Зубков не собирался становиться героем войны. Он строил московское метро — инженером, руководителем шахты, а затем начал прокладывать первую линию подземки уже в Ленинграде — руководителем работ. Но летом 1941 года проект надолго лег под сукно. Весь метрострой ушел возводить то, что нужно для войны: укрепления на Карельском перешейке, понтонную переправу на Невском пятачке, узкоколейку, ведущую по суше к Дороге жизни на Ладоге...

Словом, Зубков делал море внешне незаметной работы — военинженера обычно замечают, только если что-то идет не так. У Зубкова все шло правильно — и зимой 1942/43 года ему поставили главную задачу в его жизни.

Иван Зубков

В январе 1943-го блокада была прорвана. Но это еще ничего не значило. Узкий коридор простреливался нацистами насквозь. А главное — требовалась полноценная железная дорога. Дорога жизни по льду не могла наполнять Ленинград достаточным количеством еды по очевидной причине — низкая пропускная способность. Требовалось доставлять огромное количество грузов. А значит, нужны были рельсы.

После Невского пятачка и Дороги жизни Зубков был мастером «экстремальной логистики». Работа стартовала с места в карьер. Саперы расчищали дорогу от мин, неразорвавшихся бомб и прочего опасного военного мусора. Рабочие укладывали рельсы под регулярными артобстрелами: над головой постоянно проносились «подарки» от противника, а навстречу — снаряды советской артиллерийской группы, которая подавляла уже немецкие батареи, пытавшиеся сорвать строительство. Вдоль дороги Зубков расставил аварийные команды со снаряжением и специалистами на все случаи жизни — и потушить пожар, и помочь раненым, и выставить дымзавесу.

Отдельной, тяжелейшей задачей было строительство моста через Неву. Эта река недлинная, всего 74 км. Но Нева — это на редкость мощный водный поток, артерия, прокачивающая в разы больше воды, чем, к примеру, Висла, и столько же, сколько тянущийся на тысячу километров Рейн.

Строительство моста через Неву

Зубков решил построить сразу два моста — временный на зиму и постоянный, с более высоким пролетом для пропуска судов. Отыскали оптимальные места для строительства. Мост-времянка изгибался дугой к Ладоге для лучшего сопротивления течению. Сваи вмораживали в лед. Уже 2 февраля удалось аккуратно перевезти поезд с укладочными материалами — по новому мосту.

В ночь на 6 февраля машинист Иван Пироженко вышел со станции Войбокало восточнее Ладожского озера на поезде, загруженном провиантом. Будка паровоза была закрыта брезентом, вместо фар использовали фонари со специальными жалюзи. У путей ждали дозоры — на случай проблем. Все путешествие шло под звуки адской канонады — что было и хорошо: звуки состава скрадывались за ревом орудий.

В Ленинграде его встречали с оркестром. В город впервые с осени 1941 года пришел поезд.

Зубков ковал железо пока горячо. Строился основной мост, и даже после его возведения временный «подменял» его при выходе из строя от обстрелов. Ходить южнее Ладоги было смертельно опасным делом — за время работы дороги погибли 110 и были ранены более 170 железнодорожников. Особенно жуткими были ситуации, когда бомбы и снаряды попадали в составы с боекомплектом.

В ноябре 1943 года Зубков получил заслуженную Золотую звезду Героя Соцтруда. Увы, он так и не построил метро в Ленинграде, которое начал когда-то возводить. 28 июня 1944 года его самолет разбился при посадке на аэродром. Он был похоронен в Александро-Невской лавре с воинскими почестями.


Ребенок

Фотография семьи Опаховых — среди самых известных блокадных снимков. Две женщины и девочка прогуливаются по центру Ленинграда майским днем 1942 года. Если чуть присмотреться, видно, что старушка с тросточкой, идущая слева, — болезненно иссохлась, и девочка тоже прыгает на ногах, тонких как спицы. «Старушке» слева — 13 лет.

В центре Вероника Александровна Опахова, слева — ее дочь Лора 13 лет, справа — 4-летняя дочь Долорес

Лора Опахова родилась в 1929 году. В 1941-м она умирала в своем доме на Мойке. Отец семейства, Михаил Опахов, погиб на фронте. Мать, Вероника Александровна — билетер в Академической капелле до войны и санитарка — в ее начале, делала все, что могла, чтобы выручить своих трех дочерей. Но могла она очень немного.

Дети почти умирали у нее на глазах. В прачечной был импровизированный морг, и оттуда машина увозила умерших. Врач, наблюдавшая детей, выписала им жмых — единственное, чем можно было их подкрепить. У старшей дочери Лоры развился паралич на почве дистрофии. Доктор считала, что дело безнадежное и дитя просто умрет. Когда девочка оправилась и встала на ноги, доктор велела побольше гулять — чтобы укреплять отказывающие ноги.


Во время какой-то из этих прогулок их и подловил корреспондент. Опаховы даже не заметили, что их фотографируют. В этот момент Лора выглядела настолько постаревшей, настолько устрашающе, что ее не узнавали даже соседи. Какие-то старухи шипели Веронике Александровне, что она осталась в живых только потому, что украла продовольственные карточки умершей старшей дочери.

Опаховых эвакуировали летом 1942-го. А потом они вернулись в Ленинград — и уже в 1950-х однажды Лора, уже взрослой женщиной, гуляя по городу вместе с матерью и собственным ребенком, встретила на улице того самого врача. Та узнала мать, но не дочь.

— Врач: «Как вы живете? Как ваша семья, муж? Лора, конечно, умерла?»

— Лора: «Доктор! Я жива, у меня даже ребенок на руках».

Все дочери Опаховых пережили войну. А Лора Опахова 20 лет была певицей сопрано в хоре Академической капеллы, где работала ее мать.


Почтарь

Илья Мельгунов был к началу войны уже далеко не юношей. Потомок дворян, он не эмигрировал после 1917 года и в 1941-м мирно работал на ленинградском почтамте. О начале войны он, как и большинство, узнал из речи Молотова 22 июня. «Страха не было, — записал он в дневнике. — Был какой-то нервный подъем». Он даже успел купить для семьи тортик — «в память последнего гражданского дня».

Илья Мельгунов

Мельгунову было 50, и по возрасту он уже не попадал в боевые части. Первое время война для него выглядела как тушение зажигательных бомб. Не рывком, но довольно быстро жизнь в городе менялась. Нормы продуктов снижались, воду приходилось брать из Невы, часто бывали перебои с электричеством. Холодало. Мельгунов подкармливал 16-летнего сына с меньшим, чем у него, пайком, и каждый день ходил на работу, хотя делать там из-за окружения было почти нечего. Теперь он считался военным, служащим военно-почтовой базы.

Мельгунов в своем дневнике как-то почти меланхолично фиксирует происходящее: в почтовом отделении весь свет — одна свеча, многие начали умирать. Воду приходилось поднимать из проруби, лежа на льду. Вокруг погибали близкие и знакомые. Кто-то — на фронте, кто-то — рядом при бомбежках. Пайки все сокращались — «вызвали директора столовой, показывали ему водичку, именуемую супом». К зиме стало совсем тяжко. Пайки «иждивенцев» урезали до 125 граммов хлеба.

Дневник Ильи Мельгунова

Удары нацистов по городу делали жизнь невыносимой — как-то раз Мельгунов попытался сходить в баню — не получилось, потому что бомба повредила топку. В этот момент Мельгуновы сделали самое разумное, что могли, — сын Михаил пошел в армию, но служил здесь же, в Ленинграде. Там, при всех рисках, ему не грозила мучительная смерть от голода. Сам Илья к тому моменту весил 73 кг из 88 до блокады. В декабре в дневнике появляется запись: «Все время везут гробы»… Зато он добился того, что его жену Лелю эвакуировали по Дороге жизни в Вологодскую область. В феврале она покинула город.

Сын Мельгунова в январе слег и с трудом поправился через некоторое время. Его буквально не держали ноги. «Вся жизнь начинает вертеться вокруг пищи». Мельгунов-старший даже пару раз отстоял за сына караул. Сам Илья Федорович не строил иллюзий — если бы не армейская служба, «были бы оба покойники». Февраль был худшим месяцем: «Кругом умирают. Как хотелось бы убежать. От Лели нет писем, но я спокоен, она все же вырвалась из Ленинграда». Теперь уже отец начал сдавать, лежал лежмя, и сын делал ему похлебку.

Полегче стало весной 1942 года, и здесь в дневнике появляется чуть ли не самая лирическая запись за все время:

«Я даже не полагал, что Парголово имеет такие красивые места. После дождей и теплых дней буйно распускаются деревья. Цветет черемуха. Все едят крапиву. И голод, и красота».

То, что было дальше, могли бы счесть нарочитым приемом, чтобы нагнать напряжение. Леля в эвакуации уехала из-под Вологды летом 1942-го. Уехала она в Сталинград.

«Вчера получил от Лели письмо. Пишет от 21/VI что приехала в Сталинград, что 160 километ. от Котельникова. Мы с Мишей очень обрадовались такому быстрому, легкому и удачному переезду из Вологды в Сталинград».

Несколько недель спустя связь прервалась. Несчастные муж и сын не знали, куда деваться, — до января 1943-го, когда Леля написала из Котельникова под Сталинградом. Она успела побывать в оккупации и чудом осталась жива в кровавом хаосе самого кровопролитного сражения в мировой истории. Как оказалось, сама она страшно переживала, что не увидит живыми Илью и Михаила.

А дальше был прорыв блокады, а затем — 1944 год, и снятие блокады, и конец обстрелам. Леля приехала в Ленинград летом 1944 года. Михаил воевал, в 1944-м он наступал в районе Вуоксы. Он пережил войну и вернулся в Ленинград с легким ранением и медалью «За отвагу».

Фотолистовка, посвященная снятию блокады с Ленинграда

А 9 мая Илья Мельгунов проснулся от звуков радио, топота, криков и стрельбы на улице. Война кончилась. 2 января 1946 года Илья Федорович Мельгунов снова стал гражданским служащим ленинградского почтамта.

ХХ век ломал семью Мельгуновых как мог. И не сломал.

Источник и автор


Голод - это очень страшно ... а самое страшное - смерть и потеря родных и близких людей. 

Те люди Ленинграда смогли как то пережить все это. Как? Наверное человек - это очень сильное существо. Светлая память всем тем, кто умер и погиб в этих невероятно сложных и мучительных условиях, кто пережил эту страшную блокаду. Уважение и низкий поклон тем порядочным людям блокады, кто еще жив до сих пор и конечно же вспоминает все эти ужасы и горести того страшного времени, кто смог выжить тогда, победив Смерть, ни смотря ни на что.


4
Подписаться
пост виден всем